Встречи с Чернышевским в Саратове наших дней

Во времена моей школьной юности о том, что действительно заслуживало внимания, мы говорили: «Круто! Супер!» Прошло не так уж много лет, а для нынешней молодежи подобные выражения уже пахнут нафталином. Что поделаешь — это жиза, друзья. По правде говоря, мне это модное словечко «не зашло», уж куда лучше традиционное «селяви». Но никуда не денешься — сленг существует и живет полноценной жизнью в языковой среде молодого поколения.

И мне вдруг подумалось: «Интересно, какими неологизмами и жаргонизмами встречали молодые читатели в 1863 году только что вышедший в свет и сразу же вознесшийся на пик популярности роман «Что делать?»

Но одно дело недолговечные жаргонизмы, и совсем другое само классическое произведение, которым современники или восхищались, или возмущались. А изложенные в нем идеи либо восторженно принимали, либо столь же безоговорочно отвергали.

Будораживший умы молодежи 150 лет назад

На волне феноменального успеха произведения гимназисты и студенты стремились подражать Рахметову, девушки во множестве переделывались в Верочек, не желая отзываться на имена данные им при рождении любящими папеньками и маменьками. Ретивые поклонники романа тут же бросились просвещать народ, создавать швейные коммуны, готовить восстания. Но с реализацией идей в жизни были серьезные трудности, и это обстоятельство неприятно поражало энтузиастов программы Чернышевского.

Но уже с начала восьмидесятых сила воздействия романа на умы прогрессивной молодежи неумолимо начинает снижаться. К началу XX века в среде молодых революционеров появляются новые властители дум, а к творению Чернышевского начинает складываться снисходительное отношение. В мире есть много чудесных и, тем не менее, забытых книг. И этот роман, что вполне вероятно, вскоре мог пополнить их число, кабы не случай с молодым Володей Ульяновым.

Отчисленный из университета студент проводил лето в Кокушкино. Во время досуга перечитал произведение Николая Гавриловича чуть ли не пять раз, в результате чего необычайно увлекся его идеями. Впоследствии он будет горячо защищать от нападок товарищей любимую книгу. А уж после революции, когда всякое утверждение вождя пролетариата автоматически переходило в разряд аксиомы, под его увлечение Чернышевским будет услужливо подведена солидная доказательная база.

Тут Чернышевскому, можно сказать, повезло. А, значит, повезло и Саратову – ибо в нем родился, какое-то время жил и тут закончил свое земное существование овеянный героическим ореолом автор «библии всех молодых революционеров». Теперь уже нет того ажиотажа, какой был в советские времена вокруг фигуры Николая Гавриловича: а ведь был даже момент, когда решался вопрос о переименовании города в Чернышевск.

Судя по всему, в будущем писателю-революционеру вряд ли суждено оставаться официальным брендом города, но в настоящем еще сохранилось немало мест, где увековечена память о нем.

Университет имени великого саратовца

Когда говорят, что молодежь не знает имени Николая Гавриловича, то это не совсем верно. Например, оно великолепно известно всем студентам Саратовского государственного университета: поскольку это старейшее учебное заведение города, отвергнув звание Николаевского, в 1923 году было переименовано в честь знаменитого земляка Чернышевского.

История одного саратовского памятника

Знаете ли вы, какой самый старый памятник в Саратове? Им оказался вот этот, что находится в сквере Первой учительницы. За ним стоит весьма необычный исторический бэкграунд…

…Монумент царю-освободителю Александру II на Соборной площади Саратова был торжественно открыт в день празднования пятидесятилетнего юбилея подписания акта об отмене крепостного права. Возвышавшуюся фигуру Императора Всероссийского окружали четыре групповых композиции, одной из которых и была та самая учительница с девочкой.

Пришло время, и освобожденный пролетариат убрал монумент ненавистного самодержца, начисто забыв о его достижениях. А ведь это он освободил крестьян, осуществил судебную реформу, провел реформу народного образования и стал избавителем балканских славян от турецкого ига, что и олицетворяли окружавшие бронзового царя скульптурные группы.

Трудно сказать, почему, зайдясь в революционном пыле, новые хозяева жизни заодно с фигурой монаха и прочими аллегориями не переплавили во что-нибудь полезное старорежимную девочку с ее азбукой и учительницей. Чудом уцелевшие бедняжки долго мыкались по городу, не находя себе пристанища, пока не оказались в этом тихом и маленьком сквере…

Кстати, подобный принцип группировки второстепенных скульптурных персонажей вокруг основной фигуры монумента оказался популярен. Нечто похожее было использовано при создании в начале уже нашего века памятника Столыпину, который в недалеком советском прошлом считался «вешателем» и «палачом», а по современной версии оказался «великим реформатором».

Монумент Прометею русской революции

Прошло чуть более семи лет с открытия скульптурного сооружения в честь Александра II, как в стране сменилась власть. И по декрету Ленина в 1918 году царя в Саратове убрали, а на его месте появился первый вариант памятника Чернышевскому. Много позднее – а именно в 1953 году, тут появится скульптура Кибальникова, которой на долгое время было суждено стать еще одним символом города.

Памятник революционному демократу давно стал любимым местом встреч саратовской молодежи.

Площадь с бронзовой фигурой знаменитого уроженца Саратова, в которую упирается проспект Кирова и по касательной проходит улица Радищева, в настоящее время тоже носит имя Н.Г. Чернышевского. Такое же имя получила одна из самых протяженных улиц города. Приглашаю прогуляться по ней.

По улице Чернышевского

Старейшая улица города, что тянулась в старом Саратове вдоль Волги до городского вала, а за пределами которого плавно переходила в Царицынский тракт, естественным образом получила название Царицынской. Однако после возведения на ней деревянного храма во имя Сергия Радонежского, улица, как это часто бывало в России, стала именоваться Сергиевской, а позднее — Большой Сергиевской, ибо рядом с ней образовалась еще и Малая Сергиевская.

Маленькую деревянную церквушку в 1825 году сменило просторное строение каменного храма с тремя престолами и высокой трехступенчатой колокольней. Новое здание для совершения богослужений было освящено уже во имя Нерукотворного образа Христа Спасителя, но простые саратовцы предпочитали звать его более привычным именем.

Средства на богоугодное дело строительства ассигновал бывший губернский прокурор Василий Максимович Максимов. Его Высокоблагородие, будучи человеком чрезвычайно богомольным, даже свою городскую усадьбу выстроил в непосредственной близости от Сергиевской церкви.

О доме Максимова мы еще поговорим попозже, а пока предлагаю взглянуть на панораму Саратова с Волги, сделанную в 1864 году известным фотографом Антонием Муренко, о котором рассказывалось в этой статье. Помимо всего прочего, данный снимок представляет большой интерес в русле нашего сегодняшнего разговора. Тут все, что нам нужно. Ну, или почти все.

Что осталось от ансамбля Сергиевской церкви

Справа на фото видны колокольня и Сергиевская церковь. Они — главные достопримечательности улицы, каковыми они еще долго будут оставаться. Еще в старом, деревянном здании храма долгое время служил протоиереем Георгий Иванович Голубев – дед по матери Николая Гавриловича, а затем место покойного священнослужителя Голубева занял муж его дочери — Гавриил Иванович Чернышевский – родной батюшка нашего героя.

Возможно, именно в стенах этого храма крестили провозвестника революции, однако не вызывает никаких сомнений, что в детстве и отрочестве будущий публицист и писатель регулярно посещал церковные службы, ибо — noblesse oblige — положение сына видного в городе священника обязывало.

Пройдет без малого два десятка лет, пока он изживет в себе религиозное чувство и станет ярым апостолом безбожия. Здесь, где многие годы служили протоиереями его дед и отец, Чернышевский венчался в 1853 году, и отпевали его тоже в этой церкви — поблизости от родного дома.

При Советской власти здание Сергиевской церкви с колокольней были хладнокровно снесены, как были снесены многие другие куда более известные и интересные здания города. На этом месте в настоящее время стоит институт ортопедии и травматологии. Но, как ни изменился при этом образ улицы, кое-что от большого и красивого церковного ансамбля все же осталось…

В начале XX века ансамбль Сергиевской церкви пополнился зданием церковно-приходской библиотеки и богадельни «для сирых и убогих». Автором проекта выступил Петр Митрофанович Зыбин, чье имя о многом говорит саратовским краеведам и историкам.

Важнейшую роль в формировании городского облика сыграли построенные им здания – собственный особняк с изразцовыми вставками, вокзал, общественный банк (теперь дворец пионеров), доходные дома, храм «Утоли моя печали».

Здание богадельни числится объектом культурного наследия в регионе и входит в число достопримечательностей Саратова.

Усадьба Максимова и особняк губернатора Кожевникова

Под такими разными именами в истории Саратова известно одно и то же здание, которое в течение своего дореволюционного существования неоднократно меняло владельцев и постояльцев. Первым хозяином усадьбы, как уже говорилось, был Василий Максимович Максимов. О самом этом человеке известно чрезвычайно мало, но еще более темными моментами остаются обстоятельства, сопутствующие строительству его дома.

Специалисты уверены, что здание было спроектировано опытным и талантливым зодчим, и, исходя из каких-то своих профессиональных соображений, усматривают в нем руку петербургского архитектора Александра Павловича Брюллова, который доводился старшим братом знаменитому живописцу Карлу Брюллову.

Но вот что могло побудить этого талантливого архитектора заняться проектированием столь скромного объекта? Который, к тому же, находился в провинциальной глубинке? Да еще в то время, когда мастер был по горло завален серьезными правительственными заказами в столице? Вопросы известны, вот только ответов на них пока нет.

Как бы то ни было, дом у Максимова получился замечательный – один из лучших в Саратове.

Вы, кажется, сомневаетесь в этой оценке? Говорите, что вид у него не особенно примечательный? Не стоит спешить: посмотрим, что вы скажете, когда оцените вид особняка со стороны двора.

По бокам к основному зданию примыкали два одноэтажных флигеля, из которых сохранился только один. Усадьба имела замкнутый службами двор, к которому прилегал обширный сад, плавно спускавшийся к Волге.

Но мы еще на минуточку задержимся, рассматривая мемориальную доску на уличном фасаде здания. Золотые буквы на мраморе недвусмысленно заявляют о его претензии на серьезную причастность к имени Чернышевского: «В этом доме в 1850 году состоялась встреча великого русского революционного демократа Н.Г. Чернышевского с декабристом А.П. Беляевым».

Борцы с самодержавием встречаются

Вот об этой встрече следует поговорить подробнее. Так что же там было? Тайное собрание властителей дум с рассуждениями о возможности революционного потрясения в России? Или… От предположения захватывает дух! Обсуждали подготовку к свержению самодержавия?

Дело в том, что с 1846 по 1854 год особняк представлял собой постоянную резиденцию саратовского губернатора Матвея Львовича Кожевникова, где в течение десятилетия он — умный, хлебосольный и неженатый человек — весело проводил время в обществе таких же незаурядных и образованных людей. Чаще всего формой такого общения становились пышные званые обеды, причем в массе приглашенных гостей бывали совершенно незнакомые губернатору люди.

Матвей Львович познакомился с юным Чернышевским, когда тот, будучи студентом Петербургского университета, приезжал в Саратов на вакации. Знакомство продолжилось, когда Николай Гаврилович стал преподавать словесность в мужской гимназии. Губернатор хорошо относился к молодому учителю, и тот в свою очередь считал Кожевникова «премилым и симпатичным» человеком, но обедать у него не любил из-за царящей там атмосферы неумеренного чревоугодия и обилия предлагаемых вин, пить которые полагалось непременно.

Братья Беляевы — Александр и Петр — мичманы Гвардейского экипажа и члены Северного общества декабристов, приняли непосредственное участие в восстании 14 декабря 1825 года. За что оба были осуждены на 12 лет каторжных работ с дальнейшим вечным поселением в Сибири.

Братья испытали в полной мере все тяготы жизни — сначала в Читинском остроге, потом тюрьме Петровского Завода, а затем в минусинской ссылке. В 1840 году они были отправлены воевать на Кавказ. Начав рядовыми, каждый из них дослужился до звания подпоручика, после чего оба вышли в отставку, и тогда у растерявших оппозиционный запал Беляевых начался тихий саратовский период жизни.

И вот однажды в числе гостей шумного застолья у губернатора оказались двое: еще никому не известный студент Чернышевский и немолодой декабрист А. П. Беляев, служивший в тот период управляющим имением Льва Кирилловича Нарышкина в Саратовской губернии. Что и позволило советской машине пропаганды многозначительно толковать факт одновременного присутствия в этом доме двух борцов с самодержавием – одного из времени минувшего, а другого из грядущей поры.

Во дворе дома Кожевникова

Через калиточку заходим во двор и… Чтобы вас сразу не шокировать состоянием объекта культурного наследия регионального значения, взгляните, как выглядела в середине XX века парадная сторона дома. Не удивляйтесь: по обычаям строительства того времени главный фасад дома всегда был обращен к Волге.

Вернитесь к фотографии Муренко и еще раз посмотрите, как эффектно выделялось это здание среди прочих своим готическим обликом. Ну теперь вы согласны, что это был замечательный дом?

А теперь к современности. Исчезла готическая веранда с зимним садом. Колоннаду первого этажа умелые руки превратили в дополнительную жилплощадь. Стеклопакеты в стандартных рамах из пластика заменили арочные деревянные переплеты и оригинальную расстекловку окон. Зато на фасаде добавился пластиковый сайдинг, кондиционеры и спутниковые антенны.

По периметру внутреннего двора усадьбы с самого начала стояли постройки. Не знаю для чего они были предназначены, но их не снесли, а оставили. Выдержав проверку временем, так они выглядят в наше время.

Из-за гаражей в центре двора дом толком не сфотографировать.

Родные пенаты писателя

Весной 1818 года скончался протоиерей Сергиевской церкви Егор Иванович Голубев 37 лет от роду. В наследство осиротевшему семейству достался двухэтажный каменный дом и кое-какие сбережения, но вдове, у которой оставались две дочери, теперь надо было самой думать о будущем. Властная, суровая и очень неглупая Пелагея Ивановна размышляла: есть ли возможность сохранить те доходы и преимущества, которые давала должность ее умершего мужа?

Оказалось, что есть. В соответствии с тогдашними церковными обычаями, новый священник мог занять ставший вакантным приход, женившись на одной из дочерей предшественника. Вдова пишет прошение в духовную консисторию, чтобы среди семинаристов подыскали подходящего претендента на место покойного протоиерея и на руку его дочери. И такой человек скоро нашелся – Гавриил Иванович Чернышевский.

Тут бы вдове и ее дочкам обрадоваться, но после полученного известия все трое, обнявшись, беспрестанно плакали. Да ведь были, были у женщин серьезные причины для слез. Начать с того, что старшей из дочерей – маленькой и худенькой Евгении — исполнилось только лишь 14 лет, а скоро приедет из чужого города и войдет в их семью, став главой дома и мужем юной девушки, совершенно незнакомый человек. Чужак. Каким он окажется? Как сложится дальнейшая жизнь беззащитных членов маленького семейства?

Как оказалось, страхи были излишни, и слезы лились напрасно. Молодая чета жила очень дружно, а Гавриил Чернышевский оказался незаурядным, достойным и исключительно добрым человеком, который одинаково заботливо относился ко всем членам своей новой семьи. Успокоившись, Пелагея Ивановна привычно приняла бразды правления в доме, повела твердой рукой большое хозяйство и в свойственной ей манере командовала домашними.

Пройдет немного времени, и к руководству домашним хозяйством присоединятся ее замужние дочери, и тогда женский триумвират с молчаливого согласия мужчин станет распоряжаться всем семейным укладом, в том числе финансами и недвижимостью.

Для младшей дочери Александры практичная экс-протоиерейша целенаправленно подыскивала жениха из дворян, чтобы затем перевести на дочкино имя при «батюшке купленных» крепостных, владеть которыми имели право лишь лица дворянского звания. Вскоре сыграли свадьбу. Правда, муж Александры Егоровны быстро умер, но вдова с двумя малолетними детьми вышла замуж во второй раз.

Новым супругом ее стал мелкопоместный дворянин Н.Д. Пыпин, и в этом браке господь наградил счастливых родителей двумя десятками детей, из которых лишь половине суждено было достичь порога зрелости. Ну а в семье Чернышевских рос единственный ребенок – сын Николай.

Матушка Пелагея Ивановна, обе ее дочки с мужьями и кучей детишек много лет жили практически единой семьей в одной обширной усадьбе. Усадебное место ниспадало к Волге как бы тремя террасами: на верхней размещался участок Чернышевских с жилыми и хозяйственными строениями, ниже находились дом и флигеля Пыпиных, а на нижней части склона был разбит плодовый сад, где росли яблони, груши, вишни. В дворовой части среди душистого разнотравья были посажены желтый шиповник, сирень, белая акация.

Вверх по Гимназическому взвозу

Начало улицы Некрасова ранее носило название Гимназического взвоза, ибо улица вела прямиком к Первой мужской гимназии, о которой еще поговорим чуть позже. А пока давайте поднимемся от Волги по крутому взвозу к бывшей Большой Сергиевской, которая теперь называется улицей Чернышевского.

Стоило повернуться спиной к широкой ленте реки, как взгляд уткнулся в буйные заросли, мало походившие на сад, которому, вроде бы, полагалось расти на территории усадьбы. И вот еще диво: оказывается, пространство, занятое машинами, есть не что иное, как площадь Пыпина. А я ведь полжизни прожила в Саратове и не знала!

Инородным вкраплением между сталинками выглядит ветхий деревянный домик, окнами обращенный к набережной. Оказывается, это так называемый флигель Пыпиных, который является частью усадьбы. Однако на его содержание и ремонт деньги не выделяются ни музеем, ни государством.

Почему? Да потому, что это не объект культурного наследия, а натуральный жилой дом, где до сих пор живут потомки писателя-демократа. Тогда как в состав Музея–усадьбы входят дом семьи Чернышевских, флигель жены Николая Гавриловича, дом Пыпиных и современное здание с экспозицией «Отечества достойный сын». Три здания под зелеными крышами и слева от них двухэтажный квадрат.

Идем дальше. Выше находится дом Пыпиных — самое старое здание усадьбы. Оно принадлежало еще протоиерею Голубеву, который приходился писателю дедом по материнской линии. Да и сама матушка Николая Гавриловича появилась на свет и росла в этом доме.

Тут был отчий дом Александра Николаевича Пыпина — известного литературоведа, этнографа и академика, а также неизменно верного друга Чернышевского, доводившегося к тому же ему двоюродным братом. В настоящее время здесь хранятся музейные фонды.

И вот, наконец, тот самый дом, где родился и провел детские годы и кусочек молодости Николай Гаврилович. Со стороны улицы он выглядит одноэтажным строением, но фасад, обращенный к Волге, преподносит зрителю сюрприз – дом кажется трехэтажным.

Вот такие чудеса архитектуры порождает диспозиция дома на склоне: под крышей появляется невидимый ранее мезонин с балконом, под ним веранда с балюстрадой на поддерживающих колоннах, высокий подвальный этаж, по бокам вырастают флигеля.

В 2020 году музей-усадьба Н.Г. Чернышевского, хранящая память о кумире прогрессивной молодежи второй половины XIX века, отметила свой столетний юбилей.

Бабушкины рассказы и дом с кладом

В своей «Автобиографии» Чернышевский делится неизгладимыми впечатлениями детства, полученными от рассказов бабушки Пелагеи Ивановны. Вот, к примеру, он пересказывает историю, услышанную от старушки: «Так случилось, что один из наших предков был взят в плен степняками. Чтобы он не убежал, киргиз-кайсаки, по своему обыкновению, подрезали бедняге кожу на пятках и набили рану резаным конским волосом. После такой процедуры человеку нестерпимо больно ходить…»

А дальше шли волнующие воображение мальчика красочные подробности: как пленник все-таки решился на побег, как он ковылял ночами, претерпевая боль, как берегся днями от неминуемой погони, как таился в камышах у реки уже поблизости от русских поселений, и как, в конце концов, беглец добрался до дома.

В память восьмилетнего Николеньки Чернышевского запала еще одна история, которая оказалась связана с этим домом…

Большой двухэтажный дом, что до сих пор стоит на пересечении улиц Чернышевского и Московской, даже вид имел особенный: закругленный угол с поднятым над ним куполом, вокруг усадьбы каменная ограда, на воротах пудовые замки. Бабушка говорила: «Это Корнилов дом, а живут там всего двое – старый и богатый купец Степан Корнилыч и его жена.» И каждый раз, когда случалось проходить мимо, Николенька думал: «Вот бы посмотреть, как живут хозяева в этом чудном доме.»

И однажды пожелание мальчика сбылось! Его взял с собой в Корнилов дом один из родственников, которому о чем-то понадобилось переговорить с купцом. И там он увидел, как немолодая жена смертным боем била старика-мужа. Оказывается, это была ее месть супругу. Пока тот был в силах, он сам истязал женщину и не раз с мясом рвал из ее ушей им же самим дареные серьги, так что теперь спрятанные под платочком ушные раковины страдалицы обезображивали висящие лохмотья.

Легенда говорит, что у супружеской четы был еще один странный пунктик — они одержимо копили деньги и с большой секретностью зарывали  их где-то во дворе своей усадьбы. Наследники клада не нашли, зато, как говорят, внезапно разбогател некто Сырников, выкупивший Корнилов дом.

Тень крамолы над духовной семинарией

Конечно, этот двухэтажный купеческий особняк с мезонином постройки начала XVIII века был красив: аркады, идущие по всему первому этажу, на которые опирался выступающий портик с колоннами. Но для духовного ведомства Саратова, подыскивающего помещение для учебных занятий православной семинарии, куда более весомой характеристикой представлялась солидная вместительность дома. В 1830 году здание было куплено, и в октябре того же года состоялась церемония открытия духовного учебного заведения.

Сейчас в этом большом трехэтажном здании располагается русская классическая гимназия, на фасаде которой укреплено несколько мемориальных табличек. Одна из них напоминает, что здесь учился великий русский революционер-демократ Н. Г. Чернышевский.

Предполагалось, что он, как сын священника, изберет делом жизни духовную карьеру. «До четырнадцати лет я учился в отцовском доме, — писал в автобиографии Николай Гаврилович, – а в 1842 году поступил в низшее отделение Саратовской духовной семинарии и учился в ней прилежно».

Образование тут давали серьезное. Шестилетний курс наук включал в себя грамматику русского языка, математику, историю — российскую и всеобщую, географию, знание языков – латинского, греческого, древнееврейского, факультативно шло изучение французского и немецкого. Преподавали даже основы поэзии. Но поскольку задачей семинарии было готовить священнослужителей, то при обучении основной упор делался на целую кучу богословских предметов.

Кое-кто из выпускников этого учебного заведения получил известность всероссийского масштаба, однако большинство оставалось в Саратове. И они пополняли в городе ту группу людей, которая позже будет называться интеллигенцией. Воспитаннику Чернышевскому прочили будущее «церковного светила»: юный семинарист имел редкостный ум, отменную память, великолепные способности. К тому же юноша славился своим необычайным трудолюбием.

Однако в 1845 году происходит крутой поворот в судьбе молодого человека. Тогда, с благословения родителей, юный Николай Гаврилович решает, что для него будет лучше получить светское образование, и отправляется в университет далекого Петербурга. Удивительно, но Чернышевский, даже не окончивший полного курса семинарии, навсегда остался самым знаменитым ее учеником.

В восьмидесятых годах XIX века духовная семинария переехала в новое учебное здание, что было построено — сюрприз-сюприз! — на Малой Сергиевской улице. Громадное, оно протянулось на добрую половину квартала. Представляете, какое число учащихся оно могло принять? Пожалуй, не меньше ста человек!

Семинария была мощным социальным лифтом. Ее выпускники, не принявшие сана, могли выбрать гражданскую службу или получить светскую профессию, поскольку перед семинаристами в конце 50-х и начале 60-х годов настежь распахнулись университетские двери. Но тут случилась одна закавыка…

В 1866-1880 годах Д.А. Толстой — представитель поволжской, сравнительно захудалой, ветви графов Толстых – занимал пост обер-прокурора Святейшего Синода, совмещая его с должностью министра народного просвещения.

Ежегодно Дмитрий Андреевич отправлялся с инспекционными поездками по светским и духовным учебным заведениям страны, где неизменно обращался с речью к обучающимся там молодым людям. По-своему желая добра молодежи, граф призывал юный контингент к политической благонадежности и предостерегал от опасных бунтарских настроений. При этом особое негодование министра вызывала персона Чернышевского, ставшего кумиром молодого поколения того времени.

Раздражение, вызванное Николаем Гавриловичем, перешло на саратовскую семинарию, сумевшую взрастить в своих стенах не смиренного подданного государства, а «врага Российской Империи номер один» — идеолога народничества и революционера-демократа. Не в силах преодолеть гнев, Толстой, в рамках своей компетенции, распорядился не допускать ни в одно из высших заведений России выходцев из крамольной семинарии.

Тут преподавал молодой Чернышевский

В 1851 году Николай Гаврилович возвращается в родной город Саратов, чтобы два с лишним года учительствовать в Первой Саратовской мужской гимназии. Молодой выпускник Петербургского университета исполнен высоких намерений, его цель содействовать «развитию юношей, душа которых, еще не окоченела».

Гимназисты во все глаза смотрели на нового преподавателя русской словесности: неловкий в движениях, сутулая фигура, бледное лицо. Очки, выдающие сильную близорукость их обладателя. «Вот кого дразнить одно удовольствие!» — пришли к согласному мнению озорники. Но скоро уроки Чернышевского поразили и очаровали мальчишек своей новизной и необычностью.

На занятиях у Николая Гавриловича стояла мертвая тишина. Учитель расхаживал по классу и говорил тихим, несколько писклявым голосом.  На понятном подросткам языке он рассказывал о произведениях Гончарова, Гоголя, Жуковского, Лермонтова, Пушкина и связанных с ними исторических фактах. Кроме того, он говорил с учениками о совершенно невероятных вещах – о просвещении народа, его благе, о долге образованного человека. И все это живо и увлекательно. Мальчишки вытягивали шеи, ловя каждое его слово…

Ученикам гимназии Николай Гаврилович нравился за доброту, демократичность, уважение к их человеческому достоинству, за редкий среди учителей той эпохи объем знаний. Но вот беда: директор Чернышевского невзлюбил с первого взгляда. И чем дальше, тем больше росла начальственная досада: «Каков вольнодумец! Так недолго и меня на Камчатку закатать смогут!»

С корпорацией преподавателей, ярых приверженцев порки розгами и сторонников обучения по древней методике «читать учебник от сих и до сих», Николай Гаврилович также не нашел общего языка. Так что его уход из гимназии был всего лишь вопросом времени. Что и случилось мае 1853 года…

В последующем здание гимназии несколько раз перестраивалось и надстраивалось, все больше утрачивая свой первоначальный облик. На фотографии его вид в настоящее время.

Мезонин с видом на Волгу

Комната Николая Гавриловича в родительском доме находилась на самом верху, в мезонине. Тут он предпочитал читать, проводить время в размышлениях и смотреть на Волгу. Это сейчас речные дали заслонили вторгшиеся в старую застройку многоэтажки, а тогда из окон мезонина открывалась завораживающие виды покрытого лесом противоположного берега и Покровской слободы. Вправо и влево разворачивался широкий простор реки — от Увека, где некогда процветал золотоордынский город Укек, до села Пристанного, которое старинные предания связали с именем удалого атамана Стеньки Разина.

«Однажды майским вечером 1852 года в дружеском окружении я засиделся у распахнутого окна. Вид из него открывался прекрасный — во всем своем величии текла неторопливая Волга, за рекою поднимались горы, вокруг сады и пропасть зелени…», — так много лет спустя вспоминался Н.И. Костомарову мезонин Чернышевского, частым гостем которого он был. Историку, отбывавшему ссылку в Саратове, по душе были встречи в этой маленькой уютной комнате с членами «саратовского кружка».

Саратовский кружок

Жизнь преподавателя гимназии Чернышевского не замыкалась только на педагогических проблемах и занятиях со своими воспитанниками. Как оказалось, в провинциальном Саратове пятидесятых годов было немало незаурядных и высокообразованных людей, увлеченных историей, народным творчеством, заботами о просвещении и социальном улучшении жизни народа.

Очень скоро вокруг Николая Гавриловича сформировалось более или менее постоянное по составу товарищеское окружение, людей из которого объединяли общие интеллектуальные интересы. В кружок саратовских знакомых входила целая плеяда незаурядных личностей, однако все они сильно разнились по своим убеждениям, более того, среди не было ни одного единомышленника Чернышевского.

Время от времени кружковцы собирались дома то у одного, то у другого и разговаривали. О чем? Темы бесед были самые разные: о европейской политике, о злободневных российских проблемах, о насущных реформах, об освобождении крестьян. Обсуждали научные вопросы, прочитанные книги и, поскольку в большинстве своем членами кружка были молодые люди, то они слушали музыку, а также танцевали…

В экспозиции дома-музея Чернышевского есть фотография с картины, написанной местным уроженцем — талантливым художником и скульптором Павлом Дмитриевичем Петруниным. Полотно было представлено на юбилейной выставке, посвященной 130-летию памяти писателя и революционера. На нем изображена одна из встреч членов саратовского кружка в комнате с мезонином.

Мы видим, как о чем-то горячо говорит Чернышевский. Слева от него — высланный под надзор полиции историк Костомаров, справа от своего двоюродного брата изображен будущий ученый — литературовед и лингвист — Александр Николаевич Пыпин. Полузакрыто лицо провинциального чиновника Даниила Лукича Мордовцева, которому скоро предстоит стать деятельным помощником Н.И. Костомарова, а в последующем его ждет стезя исторического писателя и публициста.

В чепчике стоит пожилая матушка Николая Гавриловича, около нее сидит Евгений Александрович Белов — учитель географии из той же Саратовской гимназии. Внимательно слушает оратора потрясающая женщина Анна Никаноровна Пасхалова.

Дома, где бывал Чернышевский

Эта особа – госпожа Пасхалова — столько раз шокировала городское провинциальное общество! В первый раз это случилось, когда она с пятью детьми вернулась к матери в Саратов, бросив в Петербурге сильно пьющего транжиру-мужа. А потом что это у нее на голове? Это не может называться прической! Мыслимое ли дело, чтобы у дамы из хорошего общества были коротко острижены волосы!

И в дальнейшем досужая молва не оставляла женщину в покое: ведь вместо того, чтобы заниматься исключительно воспитанием детей, она позволяла себе иметь и другие интересы! Иные были поистине скандальными…

Пасхаловой нравилось наблюдать звезды в астрономический телескоп, и она лазила по чердакам ночью. Ей хотелось собирать народные песни и былины. И она на пару с Костомаровым, без смущения толкаясь среди крестьян и бурлаков, ходила по чайным и питейным заведениям. Она любила заниматься переводами (как-никак семь языков в активе!), писать стихи, свободно общаться с интересными ей людьми…

Так в настоящее время выглядит дом, где жила Пасхалова. Тут бывал Н.Г. Чернышевский, сюда часто приходил опальный профессор Костомаров, здесь почти десять лет жительствовал Мордовцев, по зову сердца женившийся на удивительной Анне Никаноровне.

Был еще в Саратове один домик, где много раз собирались участники кружка. За резными деревянными воротами на улице Крапивной стоял небольшой двухэтажный особнячок, под крышей которого около девяти лет прожил ссыльный Николай Иванович Костомаров. В недобрый день дом сгинул — тихо и незаметно для общественности.

Хотя уж его-то следовало бы сохранить: ведь улица получила имя Т.Г. Шевченко благодаря тому, что однажды у историка полдня прогостил великий Кобзарь. Вот как бывает: одному, чтобы удостоиться чести быть увековеченным в городской топонимике, хватает нескольких часов пребывания в городе, тогда как другому для того же оказывается не достаточно целых девяти лет.

А этот П-образный дом Жилкоопсоюза, стоящий напротив городского сада Липки, считается украшением Волжской улицы.

Красивое желтое здание украшают барельефы. Это архитектурный памятник советской эпохи.

А в XIX столетии на этом месте стоял одноэтажный дом саратовского врача Васильева, к дочери которого — Ольге Сократовне – весной 1853 года женихом приходил Николай Гаврилович.

Известно, что Чернышевский любил проводить вечера в обществе А.Д. Горбунова — одного из наиболее образованных саратовских чиновников и его эксцентричной жены Анны Эльпидифоровны. Подробности об этой интересной паре можно почитать вот здесь.

Где провел свои последние дни Чернышевский

В июне 1889 года в родной Саратов, за четыре месяца до своей смерти, вернулся 60-летний больной старик. Таким стал Николай Гаврилович Чернышевский после 27 лет испытаний тюрьмой, нерчинскими рудниками, вилюйской ссылкой и пребыванием в жаркой и малярийной Астрахани.

Отеческий дом на Большой Сергиевской в то время сдавался в наем, а поэтому Чернышевские нашли приют, сняв второй этаж в жилище почтового чиновника Никольского возле городского сада «Липки».

Дом, окруженный садом, прятался в глубине двора, подальше от уличного шума. И это было хорошо: Николай Гаврилович постоянно напряженно работал. Потеряв физическое здоровье, Чернышевский в полной мере сохранил свой мощный ум и отличную память. Конечно, он говорил: «изнурительно мне жить без работы», но в этих словах была только половина правды. Главная проблема его жизни упиралась в семейные дела.

Если младший Михаил тихо сидел в железнодорожной конторе, зарабатывая на жизнь себе, своей семье и на помощь матери, то со старшим сыном была беда. Александр, имея поэтический талант и блестящие математические способности, оказался неспособен ни к какой деятельности. Скорее всего, так сказалась на нем тяжесть психического заболевания, унаследованного по линии Ольги Сократовны. Да и о будущем «миленькой голубочки Лялички» следовало позаботиться, ведь лучшим из ее умений была способность тратить деньги.

Застарелые болезни неумолимо напоминают о себе, но надо работать. Близорукие серые глаза Чернышевского напряженно всматриваются в корректуру перевода очередной, двенадцатой книги многотомной «Всеобщей истории» Вебера, и он тихим голосом, почти полушепотом, продолжает диктовать секретарю. Впереди еще много творческих задумок…

Известный писатель скончался 17 октября 1889 года от кровоизлияния в мозг. Дом, где Н.Г. Чернышевский провел свои последние месяцы, не сохранился. На его месте в начале XX века появился один из шедевров Саратова — прекрасный особняк мукомола Константина Рейнеке, сейчас здесь — областной госпиталь для ветеранов войн.

​