Странное происшествие с памятником в городском парке Саратова

Они вышли из тени Парусиновой рощи на полянку городского парка – молодой рабочий и его юная спутница. У него в руках знамя, у девушки — пачка листовок. Они вышли и застыли в каменной неподвижности памятника. Пара борцов с царским самодержавием. Им казалось, что они будут стоять вечно посреди любимого места отдыха саратовцев, напоминая тем о маевках пролетариата и революционных событиях самых первых лет XX века. Однако этого не случилось.

Но, пожалуй, стоит вспомнить обо всем по порядку.

А начиналась все столетием раньше…

Слово о губернаторе Панчулидзеве

Саратов был многим обязан деятельному, яркому и самобытному человеку — Алексею Давыдовичу Панчулидзеву. Это он занимал пост губернатора, когда начал реализовываться первый план по регулярной застройке города, при нем была организована четкая система улиц с тротуарами, основан новый Гостиный двор, возведен величественный Александро-Невский кафедральный собор и рядом с ним на пустыре — «с посажением дерев» — разбит сад «Липки».

А еще из крупных его деяний нужно упомянуть открытие первой мужской гимназии. Ну, тут следует кое-что уточнить.

Действительный статский советник Панчулидзев никогда не забывал о себе, а жить он привык широко. Почитая честность «извинительным заблуждением ума», благоприобрел в губернии имение с винокуренным заводом и двумя сотнями крепостных, а в городе, близко к новому собору, нажил городскую усадьбу с большим каменным домом, флигелями и службами.

Вот ее, несколько пострадавшую от пожара в 1814 году, но с помещениями, приличными по обширности, Алексей Давыдович, не без прибытка для себя, продал под первое среднее учебное заведение в городе — мужскую гимназию.

На фотографии Муренко, сделанной в 1864 году, бывшая усадьба Панчулидзева, ставшая Первой мужской гимназией Саратова.

В ней с 6 января 1851 года по 10 сентября 1853 года будет преподавать русскую словесность Н.Г. Чернышевский. Среди ее выпускников будет небезызвестный Дмитрий Каракозов, а также целая плеяда талантливых ученых и общественных деятелей, в том числе химик Зинин, изобретатель Яблочков, эпидемиолог Минх.

Ну прямо-таки Версаль

И где же теперь ставшему бесприютным Алексею Давыдовичу найти место, чтобы преклонить голову? О, не волнуйтесь за него: после выгодной сделки с казной предприимчивый губернатор с семейством нашел новое пристанище — на даче за городом.

В те далекие времена, когда Саратов еще только зарождался в глубине обширной приволжской котловины, ее днище и склоны, рассеченные многочисленными ущельями и оврагами, укрывали нескончаемые зеленые массивы. В лесном покрове доминировали дубы, за которыми естественными спутниками шли вяз, клен, липа, а дополняли их березы, осины, кустарники.

В результате человеческой деятельности уже к XVIII веку леса вокруг поселения начали редеть и исчезать. А если вспомнить про регулярно возникавшие в городе пожары? Пламя никогда не способствовало сохранению древесной растительности.

Удивительное дело, но по какой-то счастливой случайности в многократных огненных бедствиях — и всего в версте от городской черты! — уцелела роща вековых дубов. И часть ее для своей загородной усадьбой прикупил Панчулидзев. В общей сложности его приобретение занимало пространства побольше, чем иные владения немецких князей.

Алексей Давыдович, с присущим ему размахом и энтузиазмом, занялся строительством и преобразованиями. Вскоре купленная усадьба превратилась в «очарованный замок».

Два главных строения, при них множество служб, теплица, огромный фруктовый сад, цветники. Покрытый железом двухэтажный дом был оштукатурен внутри и снаружи, потолки в комнатах украсили цветы и амуры. С просторных балконов, что опирались на толстые колонны, по ступеням можно было спуститься в палисадник с густой сиренью и идти дальше – к липовым аллеям.

Липовые аллеи вели к прудам с плавающими в них утками разных пород и лебедями.

Перекинутые через водоемы мостики манили далее — к роще, где на дорожках, посыпанных свежим песком, было установлено множество беседок и скамеек. Чем не саратовский Версаль! А местный Людовик XIV великодушно позволял приходить сюда и свободно гулять саратовцам всех сословий, лишь бы они были прилично одеты и держали себя пристойно.

Так что неспроста у входа в городской парк со стороны 2-й Садовой установлен бюст А. Д. Панчулидзева: ведь его загородная резиденция стала прародительницей шикарной зеленой зоны Саратова.

Постой-ка, брат мусью

Да еще нам, ныне живущим, не стоит забывать о вкладе, сделанном при создании парка солдатами и офицерами армии Наполеона. Военнопленные стали прибывать в Саратовскую губернию сентябрьскими днями 1812 года…

По сводке губернаторской канцелярии от февраля 1813 года состав пленных участников наполеоновского нашествия оказался весьма пестрым. Среди 2114 французов затесалось 579 поляков, 241 итальянец и 209 австрийцев. Более мелкие группы составили вестфальцы в количестве 92 человек, 87 испанцев, 56 пруссаков, 33 баварца, 32 португальца, 31 швейцарец. Замыкали список 27 саксонцев, 25 вюртембержцев и 17 иллирийцев.

Кстати, среди пленных французов был один весьма любопытный субъект — Жан-Батист Николя Савен, ставший легендарным долгожителем Саратова. На фото место, где предположительно стоял дом наполеоновского ветерана и мемориальная доска, посвященная бывшему солдату, прожившему в городе до 126 лет.

Неудивительно, что в такой массе военнопленных нашлись специалисты по разбивке парков, инженеры по установке систем водоснабжения и орошения. Оказавшийся вдали от родины, интернационал из бывших солдат разбивал цветники, облагораживал рощу, прокладывал парковые дорожки, высаживал кустарники и деревья, мастерил мостики и павильоны, создавал пруды, перегораживая плотинами овраги.

О парковых оврагах без предубеждения

Особенностью ландшафта Саратова и его окрестностей являлись многочисленные овраги. Нынешний городской парк лежит между двумя заполненными водой длинными впадинами на поверхности земли, которые изначально носили страшноватые названия – Первый и Второй Кладбищенский овраги. Почему они получили столь несимпатичные названия? Тут все просто, вы правильно подумали.

Мы находимся на Ильинской площади. Это почти центр города и знакомое всем саратовцам место. Но так ли это? Все ли о нем нам известно?

В конце XVIII века за Белоглинским оврагом, на приличном отдалении от южной окраины Саратова, появился новый городской некрополь. Существовавший на месте современной Ильинской площади, он стал самым крупным и статусным местом погребения городских жителей. Где-то здесь был похоронен неугомонный Панчулидзев, памятник и место упокоения которого не сохранились. По периферии кладбища возникли погосты-сателлиты — небольшие участки, где хоронили саратовцев по конфессиональному признаку.

Во времена Панчулидзева один из них или отдаленный участок большого Ильинского кладбища почти вплотную примыкал к губернаторскому дачному участку. Сейчас эта территория застроена многоэтажными домами, по ней проходит 2-ая Садовая улица, а рядом располагается площадь 1905 года.

Территория между двумя Кладбищенскими оврагами, что начиналась пониже улицы Чернышевского и тянулась до самого берега Волги, стала еще одним участком погребения. Тут похоронили массу саратовцев, умерших от свирепых холерных эпидемий 1830 и 1848 годов. И здесь все давным-давно ничего не напоминает о печальном давнем прошлом места, которое тоже не пустует, а уже или частично застроено, или энергично застраивается.

Ну что, котятушки мои, страшно стало? Не бойтесь: ведь это жизнь. Сейчас на Земле живет порядка 7, 5 миллиардов человек. И рано или поздно все живущие обретут покой на специально отведенном для этого участке земли где-нибудь подальше от города. Случается, что наши современники, даже не подозревая, живут и ходят по костям забытых предков, пока случайная находка при земляных работах не откроет им истину.

Так, при проведении работ на территории ГТРК Саратов, обнаружилось, что сюда дотягивался отдаленный участок Ильинского кладбища.

В общем, если копнуть в историческом центре города, то следы погостов можно найти повсюду, где в доекатерининскую старину стояли храмы.

Интересно, что на более поздних картах Саратова вместо пугающих имен парковых оврагов встречаются вполне благопристойные версии обозначений этих земных впадин. Так западный овраг превратился в Дегтярный, что произошло благодаря его близкому соседству с Дегтярной площадью, а второй стал именоваться Вакуровским — по фамилии земельного собственника.

Где прогуливались благородные девицы

Когда Александр Алексеевич — старший сын могущественного А.Д. Панчулидзева, что трижды избирался губернским предводителем дворянства в Саратове, был определен на должность пензенского губернатора, то ставший вакантным пост занял подполковник и кавалер многих наград Святослав Михайлович Скибиневский. И он, выступая на очередном дворянском собрании, заговорил о необходимости организовать в городе учебное заведение, где бы обучались и воспитывались девушки — дочери состоятельных и обедневших дворян.

Благородное собрание его в этой инициативе поддержало. А вскоре из столицы пришло высочайшее разрешение, по которому новое образовательное учреждение нарекалось Мариинским Институтом благородных девиц Саратовского дворянства.

Это сохранившееся на территории парка старинное строение когда-то было зданием лазарета в комплексе Мариинского учебного заведения.

Саратов стал девятым городом в Российской империи, где появилось подобное закрытое образовательное учреждение. Оно стало вторым средним учебным заведением в городе. Здесь в течение семи лет обучались наукам дочери дворян, а в дальнейшем получили возможность учиться также девочки из купеческих семей.

В 1844 году владение губернатора Панчулидзева со всеми строениями, рощей и прирезанными участками пустопорожних городских земель становится собственностью Мариинского института. Однако существовавшие домовые постройки к этому времени уже сильно обветшали, а потому на их месте было возведено новое трехэтажное здание.

Главный фасад строения смотрел на нынешнюю 2-ю Садовую улицу, а тогда — на пустырь. По институту благородных девиц этот пустой квартал, перерезанный веткой железной дороги, обрел неофициальное название Институтской площади.

По другую сторону института раскинулся фруктовый сад с теплицей. По описанию 1847 года «в грунту (теплице) было шпанских вишен 79, слив и венгерок – 4, в саду яблонь больших 265, молодых 2—5 лет — 166; к ним вновь посажено дуль и бергамотовых 60, яблонь 2 и 3 лет 1100 штук». По саду разбегались дорожки, переходя в густо заросшие сиренью и акацией аллеи.

На месте вишен и яблонь сейчас школьная спортплощадка.

Сад отделялся от рощи прудом, через который был перекинут деревянный мосток. В пруду с проточной водой плескалась рыба: караси, сазаны, стерлядь. В 1869 году тут была устроена большая купальня для воспитанниц. Прекрасным местом для прогулок учащейся молодежи была тенистая дубовая роща.

После обеда, под неусыпным надзором классным дам, воспитанниц выводили на свежий воздух, где девочки предавались различным детским играм и забавам. Простор позволял прыгать, бегать играть в горелки, прятки, жмурки и вдоволь перебрасывать воланы и мячик.

В теплую пору барышни носили прелестные соломенные шляпки, тогда как неизменным нарядом девушек были камлотовые платья с белыми рукавчиками, пелеринки и передники. Костюм институток вам ничего не напоминает? Верно: он стал прототипом девичьей школьной формы более позднего периода.

В расцветках форменного платья существовала своя «возрастная» градация: девочки младшего возраста носили цвет бордо, ученицы средних классов – синий, платья старшеклассниц были зеленые. Интересно, что нумерация классов тогда происходила в обратном порядке — начальный считался седьмым, а старший выпускной – первым.

В зимнее время приходилось жертвовать элегантностью. Воспитанниц обряжали в основательные теплые пальто на ватной подкладке и круглые барашковые шапочки. Зато тогда можно было вволю покататься на коньках по льду замерзших прудов!

Весной 1918 года в здание института благородных девиц вселился клуб железнодорожников имени К. Либкнехта, который в 1935 году сильно потеснила разместившаяся там же общеобразовательная школа.

Краткая история долгого пути

Практически сразу выяснилось, что земельные владения для Мариинского института чересчур велики: для усадьбы ему вполне хватало 7 десятин. И тогда излишнюю территорию, также покрытую дубравой, стали распродавать по частям. Причем у проданных земель непрерывно менялись собственники, наделы неустанно кочевали из одних рук в другие. Дольше прочих участки продержались в собственности крупного местного купца Федора Савельевича Артамонова и известного саратовского предпринимателя, гласного городской думы и тоже купца — Григория Васильевича Очкина.

…Строительство железной дороги в 1870-годах кардинально изменило жизнь Саратова и карту города. Были засыпаны верховья Дегтярного и Кладбищенских оврагов, осушены зыбучие грунты, убраны с глаз долой под землю ручьи, истоки которых начинались в Смирновском ущелье и южнее — где-то на склонах Агафоновой горы. Правда, хоть родниковые потоки и были задавлены, но они упорно рыли новые ходы, питали водой лежавшие ниже овражные пруды и стекали, как им и полагалось, в Волгу.

По средней части оврагов прошло железнодорожное полотно, возле путей возникла товарная станция — пакгаузы, водокачка, паровозное и вагонное депо, ремонтные мастерские. И всем этим путейцам и прочим работникам Рязано-Уральской железной дороги надо было где-то жить!

Почувствовав выгоду, купец Очкин, начал в 1894 году распродавать под жилую застройку земли своего большого участка. Так рядом с товарной станцией Саратов II выросла рабочая слободка. Домишки пролетариата были скромные, по большей части деревянные, с редкими вкраплениями каменного жилья.

Городские выселки, рассеченные частой сеткой узеньких улочек, получили название — Очкино место. Теперь, в память о происходивших тут событиях, оно гордо носит звание Первомайского поселка. Однако не спешат уйти в историю столетние развалюхи, а продолжают мирно соседствовать с элитными зданиями.

Надо ли говорить, что при строительстве жилья от роскошных дубрав, что росли на Очкином месте и где распевали веселые соловьи, остались лишь воспоминания…

Железной дороге требовались сотни рабочих рук, потому по другую сторону товарной станции в направлении к северному склону Лысой горы появляется еще один рабочий поселок под названием Агафоновка. Там такие же узенькие улочки, домишки местных жителей и огороды, которые заливают ручьи, упрямо спешащие к прудам городского парка.

Своим именем это местечко оказалось обязано купцу первой гильдии Василию Яковлевичу Агафонову. Он, бывший некогда приказчиком Очкина, сумел стать успешным предпринимателем, а в 1886 году умудрился самовольно захватить здесь 13 десятин саратовской земли. Лишь после смерти купца в 1907 году его вдова выкупила у города землю, которой его семья столько лет пользовалась по факту.

Примерно в это же время участок рощи, принадлежащий Артамонову, приобрела Рязано-Уральская железная дорога, чтобы построить здесь больницу.

Железнодорожная больница и реликтовая дубрава

Хорошее известие заключается в том, что больница по-прежнему существует и стоит на своем месте. Что же касается вековых дубов на ее территории, то тут дела обстоят хуже.

Вам не приходилось задаваться вопросом, как определить возраста дерева по толщине его ствола? Оказывается, для этого существует специальная формула:

В = Д * К, где
В — возраст дерева в годах;
Д — длина окружности ствола в см, которая измерена на высоте 1.5м от земли;
К — коэффициент, который для дуба, растущего во влажном месте = 0.8, а
для дуба, растущего на сухом месте = 1.2

У дуба возрастом 200 лет, растущего во влажном месте, диаметр ствола должен быть порядка 80 см. Ну и дополнительно, такое дерево должно быть высотой метров 20. Вот примерно такие великаны запечатлены на семейном фото, сделанном в городском парке в году эдак 1955.

На этом старом фото патриарх, росший уже на территории больницы. Надо полагать, что этот дуб — дикорастущий автохтон еще Артамоновской рощи, компаньонов у которого почти не осталось.

Кстати, тут можно видеть, как выглядели первые дореволюционные больничные корпуса. Они не сохранились — на территории больницы давным-давно снесено все построенное до революции. А между тем, тепловой комфорт в этих симпатичных домиках обеспечивала уникальная система теплоснабжения саратовского инженера и изобретателя В.Я. Яхимовича, ровно такая же, как применялась для отопления в знаменитом саратовском доме с кариатидами. Именно эта система стала прародительницей сегодняшних теплых полов.

Вроде бы все в устройстве было обычным — пар, производимый котлом низкого давления в подвальном помещении, поступал в паропроводные трубы для обогрева комнат на верхних этажах. Суть нового слова в отоплении была проста до гениальности: упрятать цельносварные трубы с теплоносителем внутрь полов, толщу стенных панелей и оконных простенков. Или, при желании, сделать нагревательными устройствами элементы дизайна – вазы, статуи, колонны, пилястры, даже перила лестниц.

При этом трубы, укрытые сверху слоем бетона, дерева или гипса, были не видны, что придавало интерьеру эстетичный вид. Кроме того, при этом тепло не только равномерно распределялось по всему объему помещения, но и долго сохранялось в материале покрытия. К тому же паробетонное отопление оказалось дешевле водяного и парового. Идея изобретателя сразу нашла широкое применение в Европе, а вот в России почему-то не прижилась.

А этот больничный корпус постройки 30-х годов мне особенно дорог. И не только потому, что в моем детстве по полукруглым ступеням его крыльца так замечательно прыгалось. В этом здании размещалось акушерское отделение, где появилась на свет моя мама, тетя, двоюродные брат и сестра.

Здесь всю свою жизнь проработала медсестрой моя бабушка, объектами ее забот были новорожденные малютки. Тут —на первом этаже справа от входа были окошки детской комнаты. Милые сердцу воспоминания: вот бабушка выглядывает из окна и машет мне рукой…

А вот и бабушка на фото с парой своих подопечных на руках.

Вакуровский парк и Парусиновая роща

Продолжительный период времени не меняли хозяев участки рощи от бывшей усадьбы Панчулидзева, доставшиеся в собственность купцам Парусинову и Вакурову. Поэтому городские обыватели привыкли называть принадлежащие им зеленые массивы по фамилиям владельцев.

Прообразом современных парков культуры и отдыха были дореволюционные увеселительные сады. Они открывались во многих русских городах и чаще всего представляли собой уголок природы под открытым небом. По такому образу и подобию купец Василий Вакуров на своем участке рощи устроил «различные увеселительные заведения», добавив к садовым затеям ресторан и летний театр. Так выглядело изящное здание ресторана Вакуровского парка.

Это было место, куда могли приходить люди разных сословий. Посетителями Вакуровского парка были те жители дореволюционного Саратова, кому нравилось шумно и весело проводить свободное время.

Простор предоставлял неисчерпаемые возможности для отдыха и развлечений. Тут были дорожки для прогулок, цветочные клумбы, буфеты, множество киосков, павильонов и летняя эстрада. Устроены различные аттракционы — горки, карусели, перекидные качели, гигантские шаги. По вечерам в саду зажигалась иллюминация, и играл оркестр…

Иное дело была Парусиновая роща, которая располагалась на отдаленном участке территории и примыкала к Дегтярной площади и гвоздильному заводу Гантке. Богачу Владимиру Михайловичу Парусинову настолько по нраву пришлось природное очарование дубравы, что он оставил ее нетронутой.

Жарким саратовским летом

Неизменной составляющей жизни старого Саратова были гулянья. В теплую пору романтикам, влюбленным, любителям продолжительного моциона, фанатам птичьего щебета, приверженцам свежего воздуха было не найти лучшего места, нежели Парусиновая роща. Какая там царила Божья благодать! Ветер невидимыми пальцами перебирал листву вековых дубов, под ногами пружинил травяной ковер, навевала прохладу гладь живописных парковых прудов.

Особенно нравилось проводить здесь свободное время студентам и рабочим близлежащих заводов. Хозяин рощи этому не препятствовал: «А что, пусть собираются. Поговорят да и разойдутся.»

В двадцатые годы сюда, под сень раскидистых дубов, зачастил ее бывший владелец. Бытие одинокого старика, обобранного до нитки новой властью, было печально. Неприкаянный, он жил за ширмочкой в проходной комнатке флигеля своего дома, но, как ни удивительно, зла на большевиков не держал: «Что ж поделать… Забрали все – и дома, и богатство. Зато оставили главное – жизнь. Видно зачли они мне маевки в Парусиновой роще»…

Все началось в Чикаго

Вы не знаете, что такое «маевка»? Уверяю вас: знаете, только не думали, что это так называется. Признайтесь, разве вас с друзьями в теплый майский денек не манило съездить куда-нибудь за город на шашлыки? Вот такая приятная поездка и называлась некогда маевкой.

Но и до революции на людей точно такое же волшебное действие оказывал май и хорошая погода. Встречать весну на молодой травке в роще, лесу или на берегу реки отправлялись целыми семьями и дружескими компаниями. Прихватив с собою гармони, гитары, балалайки, везли самовар и объемистые корзины с провизией, в которых пряталась бутылочка чего-то покрепче воды. Расстелив на земле скатерть, пили чай и закусывали.

После застолья начинались шумные беседы, обсуждения текущих событий, пение хором задушевных песен, танцы и игры молодежи. В весенних гуляниях участвовали представители всех сословий, но особенно полюбили маевки простые люди, избрав для их проведения Парусиновую рощу – удобное место по соседству с рабочими кварталами.

1 мая 1886 года в Чикаго произошла забастовка, на которую рабочие вышли с требованием установления 8-часового рабочего дня и достойных условий труда. В этот раз выступление пролетариев закончилось кровопролитным столкновением с полицией. В память об этом событии конгресс II Интернационала решил ежегодно отмечать Первомай и считать этот день — международным днем солидарности трудящихся.

После этого в России появилась новая разновидность маевок. Теперь собрания рабочих на природе обрели политический характер. Царская полиция отреагировала оперативно, начав преследовать и разгонять участников подобных нелегальных сходок.

Маевки в Саратове

Первое мая 1901 года праздновали на Зеленом острове. Обсудив на маевке настоящее положение рабочего класса и необходимость экономической борьбы, рабочие решили провести демонстрацию. Немедленно. Где? Да прямо на Волге. Зацепившись лодка за лодку, они с «Марсельезой» поплыли по течению. В вечерней тишине революционная песня была далеко слышна. А на песчаному берегу в это время в полном бессилии металась полиция. Но так удачно отпраздновать получалось не всегда.

Ко дню 1 мая 1904 года рабочий комитет Саратовской организации РСДРП готовился заблаговременно — на гектографе печаталась политическая литература и воззвания, которые предполагалось распространить среди трудящихся местных заводов и фабрик. Увы, в ряды комитетчиков удалось проникнуть осведомителю из охранки. После арестов, которые обезглавили организацию, первомайская акция не состоялась.

Особенно много маевок, митингов и сходок в Парусиновой роще происходило в 1905 году. Зачастую проведению таких мероприятий пыталась помешать полиция или вызванные казаки. И, как не старались рабочие избежать с ними столкновений, дело порой доходило до кровавых стычек.

Но 1 мая 1905 года 2-тысячный митинг в роще прошел без эксцессов: жандармы и казачья сотня отступили, увидев вооруженную рабочую дружину. В руках одного из собравшихся реяло красное знамя с надписью «Да здравствует 1 Мая». На следующий день здесь же — в Парусиновой роще – собралось митинговать уже 3 тысячи человек, и тогда — впервые в истории Саратова! – с речами выступали женщины-работницы. В тот же день в городе началась массовая стачка…

Накануне Первомая 1906 года отряд казаков занял рощу, чтобы помешать проведению маевки. Праздновать рабочим пришлось на Зеленом острове. В этот день не работали все заводы, железнодорожные мастерские, мельницы и часть ремесленных мастерских.

В годы политического затишья, наступившего после революции 1905–1906 гг., маевок не было. И только в 1913 и 1914 годах вновь состоялись первомайские забастовки.

Последняя тайна городского парка

А потом случилась Октябрьская революция, и Первомай стал праздником бодрых рапортов, красных флагов и ликующих колонн. Вскоре Вакуровский парк и Парусиновая роща превратились в городской парк культуры и отдыха, а в 1957 году в нем с большой помпой открыли скульптурный памятник в честь происходивших здесь революционных событий.

Творение скульптора Шашлова, посвященное участникам маевок и демонстраций, установили в укромном уголке Парусиновой рощи неподалеку от железнодорожной больницы, где оно много лет стояло, не вызывая особого интереса у посетителей.

…Городской парк сегодня — это маленькая сказка, где в царстве дубов вас повсюду встречают деревянные фигуры реальных и фантастических существ.

Я шла мимо избушки на курьих ножках, остановилась поглядеть на невиданных зверей, славянского волхва, и симпатичных черепашек, но у меня была цель – я направлялась к паре героев саратовского пролетариата. И вдруг! Не верю своим глазам — на знакомом постаменте стоит деревянная скульптура непонятно кого. Чудо, одновременно похожее на диснеевского Скруджа Макдака и на белку, оказалось ученым котом.

Но вот кому помешали молодые пролетарии и почему их как-то по-тихому убрали, заменив на нечто в буржуйском цилиндре, так и осталось загадкой городского парка.

​